14:30
#213
Время идет.
Разговор ни о чем, о рассаде и даче. Бабушка строит планы, ворчит, как всегда, упрекает, а потом смотрит на фотографию, стоящую в углу на комоде, вспоминает и плачет. Все молчат. На похоронах страдают больше всех жены и матери.
У подъезда стоят старики. Собираются в круг. Все напуганы и растеряны. Кто-то вспоминает великую отечественную.
Бабушка не может идти. Отец пьет успокоительные целыми пузырьками.
В автобусе брат утыкается мне в плечо лбом, и я чувствую, как медленно мокнет моя рубашка.
Приезжают коллеги, начальство. Перед зданием огромная черная толпа, ген.директор остается даже до самого конца. Машины продолжают прибывать.
Транки не дают мне чувствовать, я просто устал. С братом держу бабушку. Стою перед клумбой из искусственных цветов, под которой лежит, как оказалось, неизвестный мне человек. Стою и не верю, не чувствую.
Разговор ни о чем, о рассаде и даче. Бабушка строит планы, ворчит, как всегда, упрекает, а потом смотрит на фотографию, стоящую в углу на комоде, вспоминает и плачет. Все молчат. На похоронах страдают больше всех жены и матери.
У подъезда стоят старики. Собираются в круг. Все напуганы и растеряны. Кто-то вспоминает великую отечественную.
Бабушка не может идти. Отец пьет успокоительные целыми пузырьками.
В автобусе брат утыкается мне в плечо лбом, и я чувствую, как медленно мокнет моя рубашка.
Приезжают коллеги, начальство. Перед зданием огромная черная толпа, ген.директор остается даже до самого конца. Машины продолжают прибывать.
Транки не дают мне чувствовать, я просто устал. С братом держу бабушку. Стою перед клумбой из искусственных цветов, под которой лежит, как оказалось, неизвестный мне человек. Стою и не верю, не чувствую.